С тех самых пор, как Саеко распределили в состав команды номер два, прошло практически две недели. И понимание этого давалось с относительным трудом, учитывая, что её каким-то образом постоянно возило по миссиям в другом составе. Возможно, Хагане и собирал их с Сомой и Такарой на тренировки, но куноичи как-то перестала удивляться, что она всё ещё оказывалась в кабинете матери с кем угодно, кроме своих сокомандников.

В какой-то момент Саеко перестала искать в этом скрытый смысл - если Саюри и швыряла её в составе с половиной селения несмотря на собравшуюся команду, то пусть продолжает этим заниматься. Если в этом и был какой-то план, то Саеко была готова его пока что не знать.

Тем не менее, присутствие Кенджи сегодняшним утром было вполне понятным - с наркотиком, который и стал ключом преткновения этим утром, они сталкивались вдвоём на прошлом патруле - тем самым, который ничем хорошим не закончился. Саеко рассказывала о прозошедшем матери в тот же вечер, пока они всматривались в остатки тлеющего дня за окном. И пили жасминовый чай - Саюри почему-то очень любила жасминовый чай. Саеко же не хотела признавать, что ей он казался слишком сладким.

Иногда даже противный чай становится необходимым для того, чтобы хоть как-то приобщиться к жизни собственной матери. Иногда Саеко казалось, что Саюри не была знакома с человеческими чувствами - страхом, сомнениями, сожалениями. Жернова жизни шиноби её будто бы совершенно не касались - она так и оставалась отрешённой, собранной... лидером. Как с ней сравниться? Как её понять?

Сегодняшним утром, когда Саюри выскальзывала из дома, она успела уронить лишь то, что наркотик снова стал проблемой - какой именно Саеко не знала, но успела уловить лишь то, что они с Кенджи должны проблему эту решить. Она, Кенджи, и Ю.

Конец июня был невыносимо жарким, даже ранним утром. И коридор Резиденции будто бы бесконечно длинный, и красные подвесные лампочки уже не тёплые. Не уютные. Словно бы иссушают изнутри, выжигают кожу. Лаванда уверенных глаз смотрит вперёд - на силуэт брата, который уже дожидался около входа в кабинет их матери.

- Привет, - уронила она, оценивая обстановку - хотя голову и стоило поворачивать для того, чтобы понять, что третьего члена команды здесь пока-что не было. - Да ладно, подождём его. Мама наверняка знает, что мы уже здесь. Сама нас позовёт если захочет чтобы мы без Ю начали, - сообщила она, плюхнувшись на стул рядом с братом. Саеко понятия не имела, как у матери так получалось - какм-то образом она просто знала, когда рядом с ней кто-то был. Причём в отличие от отца, её навык был совершенно не в нюхе. В чём именно - серьёзно, кто его знает?

Куноичи повернула голову, всматрваясь в брата, который сегодня казался каким-то другим. Нет, конечно же, он казался всё так же угрюм, но... по-другом что ли? Ей казалось, что с каждым днём в нём что-то менялось. Будто бы чернело. Будто бы он тонул всё глубже и глубже. И как-то у Саеко не было никакого намёка на навыки, которые могли его спасти. И потому она может сказать только:

- Мне нравится твоя новая причёска.

– Ну, гипотеза рабочая, – произносил Ю, пока все трое генинов застыли перед человеком, который на человека сейчас и не был похож - скорее какой-то оболочкой для человека, – заторможенность, пустой взгляд, зрачки на свет не реагируют, пульс замедлен. Он явно под приходом. - Саеко, оценивая его взглядом, лишь поджимает губы. Саеко видела мертвецов в даже на своём недолгом веку - видела людей, сломленных горем. И собственноручно, конечно же, лишала людей жизни.

И, в то же время, то, что она видела перед собой, не было сравнимо со смертью. Разве только с какой-то непередаваемой глубиной человеческого отчаяния.

Больше жалости, чем человек перед ней, у неё вызывал, пожалуй, только собственный брат. Благо, в отличие от этой картины, собственного брата она давно научилась если не игнорировать, то хотя бы как-то исключать из собственного сознания. Наверное, то, что она не ответила колкой фразой ни на его пренебрежительное обращение к ней, ни на его изумительное отсуствие какого-то человечкого сопереживания, можно было назвать личностным ростом.

В этот момент, несмотря на обжигающую вспышку раздражения, что отозвалась в груди, Саеко не то что не изменилась в лице, она даже не отвела взгляда от мужчины. И это, на самом деле, для неё сейчас становилось поводом для гордости. Кенджи куда-то там пошёл, и с его отсутствием стало гораздо легче. Хотя одно было любопытно - как именно его знакомый Ю, который с первой встречи дураком совсем не казался, отреагирует на то, что Кенджи обращается к нему так, как сама Саеко не посмела бы обратиться даже к своим собакам.

Во всяком случае, было где-то даже принятно знать, что Кенджи отличается в целом завышенным чсв, а не относится таким образом только к младшей сестре.

Саеко, конечно же, за братом не последовала. Просидев несколько долгих мгновений радом с наркоманом, она выпрямилась и приподнялась на носочках, заметив, что через окна дома можно было заглянуть в картину достаточно более грустную. Тонкая, худощавая, женщина, сидела на незаправленной кровати и пялилась куда-то в стену. Рядом с ней, в колыбели лежал совершенно недвижимый младенец. Его не колыхало практически ничего - хотя кровь и не сошла с его щёк. Мёртвым он всё ещё не был.

И, в то же время, Саеко не то от отвращения, не то от ужаса, дёрнула плечом. Пока что не зная того, что именно так же в периоды волнения плечом дёргала и её собственная мать. Вот только Саеко ни разу не встречала своей матери в периоды волнения. Казалось, что она - выкована из мрамора.

В этот момент присутствие брата было приятнее, чем этой поломанной семьи, и Саеко успела вернуться к напарникам - только для того, чтобы Кенджи швырнул ей в руки склянку, от которой воняло так, что хотелось бы расстаться со своим тонким нюхом. Прикасаться к этой субстанции не хотелось. Подносить к носу - не было необходимости. От одной мысли о том, что она сама могла выглядеть так же, как та семья, мороз пробегал по коже.

- Я не думаю, что это нас к чему-то приведёт, - тихо начинала она, пытаясь продумать в голове хоть что-нибудь, напоминающее план, - судя по всему, здесь под этим препаратом совершенно все, субстанцией вонять будет от каждого встречного. - С оценкой Кенджи ситуации она, так или иначе, была согласна. Либо жителей решили таким образом истребить специально, либо подбольная операция пол распределению наркотика в массы вышла из под контроля. В любом случае, каким-то образом выслеживать, от кого именно пришла эта склянка, было бесполезно, ибо это едва ли решит их настоящую проблему.

А что именно решит их проблему? Решение казалось громким, но зато достаточно простым.

- Я предлагаю пойти сразу к плантациям, их мне будет найти достаточно легко. Ради них наркоторговцы пытаются выкосить всё поселение, а значит что только за плантацией они и следят - там их и найдём, и заодно уничтожим сами растения. В наших силах я не сомневаюсь. - Во всяком случае, она доверяла своей матери достаточно для того, чтобы та не посылала их без нужного сопровождения, если их противники и правда были сильнее.

Если бы Саеко могла сказать "да ну нахуй, мы сваливаем", она сказала бы "да ну нахуй, мы сваливаем". Но сейчас она была не в силах вымолвить и звука. Да и словам таким, скажем прямо, наследница титула Казекаге не была обучена.

Первое, что заставило сердце упасть куда-то глубоко в штольню груди, было пламя, которым занялась плантация. Прямо так, в единый миг, не пытаясь их даже остановить, противник поджёг всё, ради чего и затеил это всё. Непроизвольная мысль вбилась в сознание - противник, прямо так, выполняет перед ними половину их задания. Плантации уничтожены, осталось лишь восстановить водоснабжение.

Но другая мысль, гораздо более странная, въелась в её сознание подобно этому костру, что вспыхнул перед её глазами, обжигая сухостью фиалковые роговицы. Будто выжженая лаванда. "Если им не интересны плантации то... для чего всё это?" За дымом пришло облако - Саеко понятия не имела, чего именно, но успела лишь крикнуть:

- Осторожно! - За что и поплатилась. Вкус практически сладкий оседал на её языке, обучая раз и навсегда, что рот надо держать закрытым, когда тебе на встречу направляется с неестественного направления. Саеко отскакивает назад на всей скорости, которой обладала, и задерживает дыхание. Тела товарищей, неестественно покачнувшись, оседали на землю.

"Нет!" Она видела уже когда-то эту картину. Видела, как её товарищи падали на землю, поражённые, истекая кровью. Расставались с жизнью раз и навсегда. После этой картины, в прошлый раз, она оказалась пленницей. Ужас отдавался в теле лёгкой дрожью - несмотря на жар от пламени, от которого на её сосредоточенном лбу выступил пот. Вот только на этот раз ужас казался сладким. Дурманящим. От него становилось легко.

Саеко моргает раз, другой — наваждение пропадает резко, а вместе с этим лёгкие наполняются сухой, жгучей пылью пепла. Саеко кашляет надсадно и складывает печати. Незачем вновь бередить раны, которые до сих пор кровоточат, как и в первые дни. Сегодня, вполне возможно, у неё получится спасти всех, кого она могла ещё спасти. Сегодня, Саеко не сдастся. И она больше не думала о том, чтобы попытаться выполнить эту миссию сегодня.

Складывая печати, она выдыхает из своих лёгких поток ветра, направляя его над телами своих товарищей, таким образом избавляясь от застывшего над ними облака дурмана. Надеясь таким образом и кинуть это облако в сторону нападающих, если они решет за ней последовать. Единым рывком - подбирается к товарищам единым порывом, и замечает в одно лишь мгновение - их грудь всё ещё поднимается в такте настолько мерном, что ситуации это совершенно не подходило. Спят. И её голова тоже казалась слишком лёгкой.

Нет. Саеко прокусывает свой палец, болью возвращая себя в фокусированное состояние. Каждой клеточкой тела чует, что времени терять у неё нет и не будет. Снова складывая печати, она использует технику призыва. Хаяте застывет перед ней, скрывая всех четырёх облачком дыма, и Саеко закидывает на его широкую спину расслабленное тело Ю. Единым проверенным движением, она срывает с себя оба длинных рукава юкаты, и использует их, чтобы хоть как закрепить его на спине своего верного пса.

- Беги в селение и не оглядывайся, - потому что позади, горячим пламенем, горела если не Троя, то их шансы на успех этой миссии. И на возможность выбраться отсюда живыми.

Саеко сняла с себя плащ, и закинула на спину тело своего брата - затем накинула плащ сверху, подвязав его на поясе, чтобы его тело могло удержаться на её спине даже если она не будет поддерживать его ноги своими руками. Если за ними и правда будет погоня, то руки ей понадобится. И, только закончив, она сорвалась на бег. И бежала со всех ног, не оглядываясь, чувствуя, как тяжесть тела собственного брата заставляет её дыхание сбиваться с натренированного ритма. Вдыхая в себя воздух в надежде почувствовать, если кто-нибудь будет бежать за ними следом.

И всё же, она не могла его оставить. Саеко ненавидела своего брата. Но, как выяснилось - любовь её оказалась гораздо сильнее всех слов, что он когда-либо ей сказал.

чакры было 70, дайтоппа 6, собака 3, итого 61

Брат ложился на тонкие плечи ношей непосильной - тело его было бессильным и тяжёлым. Саеко, подавившись сухим пустынным воздухом, бежала изо всех сил, но прекрасно понимала, насколько она отстаёт. Прекрасно чувствовала, как глубоко в песке проседают обычно такие невесомые шаги, и как сильно лёгкие жжёт.

Для этого она была недостаточно сильной.

Куноичи сжимает свои зубы не то от ярости, не то от решимости - и чувствует, как меж её белых зубов скрипит песок. Поворачивает голову назад, как бы ни было страшно, и понимает - сейчас на неё никто не попадает. Саеко бежит межденно, и всё же в её сторону не летит ни кунаев, ни пламени, ни другого облака яда.

Чужой гортанный голос подтверждает её мысли.

- Они не преследуют нас, - Хаяте держался невозмутимо, но дыхание его было тяжёлым - и побелевший язык вываливался из его рта.

Пустыня не знает жалости - но сегодня, по какой-то одной её известной причине, пустыня дяёт им шанс.

Саеко хочет ответить, хочет выдать выверенный приказ, но слова прилипают к нёбу её рта, и она медленно, осторожно, неуверенно начинает сбрасывать скорость своего бега. До тех пор, пока бег не перешёл на шаг - голова брата безвольно перекатилась с её плеча на спину, и Саеко осторожно дёргает плечом, чтобы ему было удобнее. Ю на спине пса выглядит таким же безвольным - практически даже бездыханным. Однако, ей показалось, что она видит, как дёрнулся его палец.

Если бы она могла усмирить своё собственно сердце, или хотя бы даже своё дыхание, она бы почувствовала сердце собственного брата, прижатого к её спине.

- Нам нужно остановиться, - Хаяте опускал свою голову - она видела дрожь в его длинных ногах, которую он пытался скрывать. Хаяте не привык признаваться в слабости, но даже он понимал, что они не смогут продолжать побег в этом темпе. Саеко вытирает лоб предплечьем - от солнца оно стало сухим и горячим, а рукавов у неё больше не было. Красные кудри прилипли к её коже запутанной необъяснимой массой. Потянувшись к карман, Саеко достала карту, изучая её линии. - Ближайший оазис в километре.

Расстояние, что обычно казалось несуществующим, сейчас казалось непреодолимым. Тихий голос Саеко упал будто бы валуном на самую глубину тёмной штольни. Она отпила глубокий глоток из своей бутылки и вылила остаток в раскрытую пасть своего храброго пса.

- Пойдём, осталось недолго, - солнце пекло, превращая пот в соль. Ветер не приносил облегчения, только лишь обжигая кожу и рассекая тонкие губы. Оазис - как обёятие, как дыхание. Вода струилась перед ней, перекликаясь лучами солнца практически игриво - будто бы Солнце в этом месте не имело совершенно никакой власти. Будто бы не было никаких причин его бояться.

Рядом с озером покачивались пальмы - кусты у их подножий перекликались шелестом листьев. Туда, на мягкую траву в глубине тени, Саеко опускала свою драгоценную ношу, и не смогла сдержать стона, с которым её тело скрипело от этой погони. Затем, она осторожно сняла Ю со спины Хаяте, и опустила Ю рядом с Кенджи. Сейчас, в этом месте6 они будто бы уснули на траве. Будто бы никто из них не был в смертельной опасности лишь несколько часов назад.

- Они ещё дышат, - подытожила она, приложив к их носу свои пальцы, а затем - положив свою ладонь на их грудину, чтобы ощутить биение сердца. Она не знала достаточно медицины чтобы понять, как ей вернуть их в рассудочное состояние. И, в то же время, она готова была признать, что они стабильны и выберутся на поверхность сами.

Дурман из её собственной головы уже практически вымылся.

Хаяте не стал дожидаться дальнейших указаний - он опустился всем телом в озеро, вымывая песок из своей длинной шерсти. Саеко, сперва намочив свои бесполезные рукава чтобы положить из на головы своих напарников, последовала за ним, когда Хаяте выбрался и был готов дежурить.

От пота, грязщи, и песка, вода в озере поначалу касалась солёной. И, в то же время, Саеко было совершенно наплевать - вымывая песок с лица, глаз, волос, и одежды, она чувствовала, что практически смывала с себя этот день. Вылезая из озера, она обосновалась на траве рядом с Ю и Кенджи, доставая провизию из своих сумок.

Хаяте, обойдя окрестности, подтвердил, что за ними так никто и не последовал. Оставалось только ждать - потому что Саеко не была готова тащить их на себе дальше. Скоро, они должны были прийти в себя. Доставая еду и для себя, и для верного пса, она поела. И почувствовала тяжёлую голову Хаяте на своих ногах.

- Они сожгли свои плантации и не пытались следовать за нами. - Она опускала свою ладонь меж широких ушей пса и смотрела вперёд, на тела своих товащией. Не открываясь, она следила за тем, как от дыхания мерно поднимается и опускается их грудная клетка. Дышат - значит живы. - Мы совершенно ничего не знаем о том, кто они и каковы их мотивации. Продажа наркотиков, видимо, их не волнует.

Хаяте молчит - молчит после этого и Саеко. Она понятия не имела, что именно это сейчас значило.

Страх потери, как и страх смерти, приходит всегда неожиданно, как до ужаса реалистичное ощущение падения куда-то в полудрёме, когда конвульсивно вздрагиваешь и вскидываешься ото сна, судорожно хватаясь за края постели взмокшими ладонями, тяжело дыша и с трудом веря твёрдой опоре кровати под собой.

Саеко, в ожидании, когда её напарники проснутся, не выглядела напуганной, нет - скорее застывшей во времени. Сидела в тени оазиса и ожидала. Чего именно - пока что не совсем ясно.

Только что они выполняли обычную миссию, споря совершенно ни о чём — и вот уже наваливается тишина ожидания, словно внезапно заложило уши, в тишине погребальным колоколом звучат ровные удары сердца. Только что вокруг смыкался цветными глыбами домов забитый наркобаронами город, заслонял засыпанными песком крышами вытертое голубое небо — и вот уже оказывается под ногами вместо барханов трава, а деревья оазиса застилают небеса над головой - глубокие, синие, невозможные. Хаяте выдыхает тяжело, не в силах признаться даже своей хозяйке о том, как он устал.

Но покидать её он тоже сейчас не смел. Не тогда, когда оба они ещё не знают, как долго им тут ждать. Люди, как и собаки — создания такие: привыкают ко всему, и то, что не убило в первые пять минут, становится нормой.

Тем временем, тишину прервал тяжёлый выдох. Кенджи сначала тяжело выдохнул, затем зашевелился, затем орошил спокойствие оазиса какой-то совершенно несусветной чушью. А самое смешное, что Саеко даже сразу и не понять, нормальные это были для него комментарии, или ей стоило волноваться за состояние его мозга. Мог ли этот яд выбить из него последние оставшиеся ошмётки адекватности?

Тем не менее, где-то в перерывах между вопросами о пердеже (которые, конечно же, не получили в ответ совершенно ничего, кроме игнорирования) и сообщениями о том, что он, Кенджи, оказывается - художник, Саеко смогла протянуть ему и еды, и воды. Незадолго после брата, очнулся и Ю, и выглядел и звучал он гораздо адекватнее малолетнего Пустынного. Значит, мозг всё-таки ядом повреждён не был.

Хотя здоровым сознание Кенджи назвать бы тоже язык не повернулся.

Саеко лишь помассировала собственные глаза: её тело, что совсем недавно кричало об усталости каждой фиброй и клеточкой, постепенно и медленно начинало приходить в себя. Но она бы врала и себе, и всем присутствующим, если бы сказала, что не испытывала облегчения по поводу того, что ей больше не придётся никого тащить на собственном горбу.

- Вы в порядке? - Странно при этом то, что совершенно никто из них не настаивал на том, чтобы пойти обратно разбираться. Где-то между безумием Кенджи и риском патриотизма незнакомого для неё пока что Ю, шанс того, что кто-то решит пожертвовать жизнью ради выполнения миссии был высок. Ведь именно этому и учат в академии, разве нет? Задание перевыше всего.

Смешно, потому что всего пару месяцев назад она точно в такой же ситуации ломанулась в одиночку против шиноби, что были гораздо её сильнее. Возможно - пронеслась в голове мысль - в тот раз она имела дело именно с этой самой организацией. Вот только тогда она пошла вперёд против течения, пожертвовав своей свободой и жизнями товарищей. Сейчас же она чуть было не рассталась с жизнью ради того, чтобы этих товарищей спасти. Личностный рост? Какие-то намёки на мудрость?

— Идём сдавать миссию, - сообщал Кенджи о выходе, и куноичи кивнула головой. Больше всего ей сейчас хотелось сейчас оказаться в душе и смыть с себя весь этот проклятый день.

Саеко поднималась на ноги, собирая свои вещи - Ю и Кенджи занимались тем же самым. Хаяте, всё так же молчаливо, стоял рядом с хозяйкой. Его глубокая шерсть давно уже высохла даже в тени. А свою юкату Саеко, вероятно, придётся выбросить после всего произошедшего.

- Полагаю, что если бы они хотели нас убить, они бы это уже сделали, но нам всё равно стоит оставаться начеку, - предупредила Саеко, выдвигаясь вперёд со своими напарниками. Один лишь шаг из оазиса, а жара уже ложится на плечи - ну хоть не так тяжело, как тело брата несколько часов назад. Не так тяжело, как груз ожиданий, которые она сегодня не смогла оправдать.

- Думаю, это первый раз, когда отчитываться мне придётся о провале. - Она дышит тихо, считая пролетевшие секунды, и ждёт. Троица отправилась в путь - домой.